В оформлении использована работа @chadknight
Сегодня мы поговорим о скульптуре, о том, как она меняется, и что ее ждет дальше. При упоминании понятия «скульптура» у 99% населения Земли, имеющего представление об истории искусства, в памяти возникает что-то белое и мраморное. Что-то вроде Аполлона Бельведерского, Венеры Милосской и Давида Микеланджело.
Скульптура как размытое понятие.
Случались в истории времена, когда скульптура была гораздо более важным видом искусства, чем живопись. И все потому, что скульптура составляла с архитектурой единое целое. Но времена менялись, заказчиками произведений искусства становились не фараоны, не храмы и не правители или римские папы. Социальная база заказчиков расширялась, а архитектурные пространства новых потребителей объемной пластики становились все мельче, пока, как, например, в Советском Союзе не сузились до комнаты в коммунальной квартире или маленького панельного рая. И скульптура этого времени съежилась вместе с пространством, превратившись в мелкую фарфоровую пластику, прелестную, но такую далекую от ошеломляющего эффекта Гаттамелаты или Ники Самофракийской. Последним великим скульптором, потрясшим человечество, стал, пожалуй, Огюст Роден.
Сегодня границы скульптуры и вовсе размыты. Это отмечают искусствоведы и кураторы. Со времен Мориса Дюшана вообще сложно понять, что называется скульптурой. Потому что его «Фонтан» — это фактически тоже скульптура. Скульптурой можно именовать и многочисленные инсталляции, и динамические конструкции — словом, все, что сегодня так щедро представляют галереи, биеннале, триеннале и городские пространства. Ничем уже давно никого не удивишь.
Генри Мур и Чад Найт. Найди шесть различий.
В общество постепенно возвращается ожидание от скульптуры чего-то большего, чем просто эпатаж или крик. В скульптуре, как и в живописи возникает запрос на детализацию, на мастерство исполнения, в конечном счете, на красоту — не только на голый концепт.
В свете всего происходящего, при общей неоформленности отношения к скульптуре в современном искусстве, серьезные позиции может и должна занять цифровая скульптура, воплощенная как в виртуальном, так и в реальном пространстве.
Музей уже знакомил зрителей с работами Чада Найта, который помещает свои прекрасные произведения в виртуальные пространства, полностью имитирующие реальность. Если учесть, что большинство из нас не сможет увидеть воочию все великие статуи и будет довольствоваться их изображениями на экране, то скульптура Чада Найта выглядит такой же достоверной, как «Король и королева» Генри Мура в парке Гленкилн в Шотландии.
Виртуальные скульпторы и виртуальные вандалы.
Особенно востребованной виртуальная скульптура становится в свете событий этого года. Виртуальное пространство точно эпидемиологически безопасно. Это прекрасно понимают самые чуткие к успеху скульпторы. Не случайно Джефф Кунс дал добро на виртуальную установку своей собаки из воздушных шаров в Центральном парке Snapchat. В игру включились нью-йоркские художники, которые зафотошопили на этой виртуальной собаке вандальные надписи.
Пройдет совсем немного времени, и виртуальная скульптура впишется в реальную жизнь. Она может быть, например, размещена, как реально существующий объект на гугл-картах, ее можно будет включать в постоянную экспозицию виртуальных версий реальных музеев, создавая другое прочтение городов или выставок, как это уже делает с виртуальной скульптурой Кен Келлехер.
Цифровая скульптура и новый старый язык искусства
У каждой галереи, каждого музея постепенно формируется некое индивидуальное отношение к тому, что представлять в своих стенах. Общая концепция нашего музея состоит в том, чтобы дать довольно широкий взгляд на процессы, происходящие в области цифрового искусства, но у нас есть и свои предпочтения.
Во-первых, музей считает, что время так называемого contemporary art заканчивается. Этому мы надеемся посвятить отдельное исследование. Пока же позволим себе утверждать, что contemporary art исчерпало свои задачи. Конечно, многие направления его останутся, потому что в искусстве практически ничто не исчезает бесследно и продолжает существовать параллельно с новыми явлениями. Но общая тенденция меняется.
В мире, где так много было вывернуто наизнанку, пришло время собирать разобранного на части человека. Его внутренний мир, его тело, его внешнюю оболочку. Искусство сегодня работает над поиском цельных образов. Да, многозначных, да, сложных, но цельных, не раздерганных на хаотически разрозненные части.
Так работает Фарзад Малеки. Его скульптурные образы мощны, брутальны и посвящены человеку в состоянии напряжения всех сил, в момент преодоления себя, в момент накала борьбы, в момент самоотдачи.
Он продолжает работать и над визуализацией известных работ живописцев и графиков, но, к сожалению, не так интенсивно, как раньше. А жаль. Это уникальное явление в мире скульптуры.
Чего хочет зритель
Новые зрители не были избалованы ни академизмом, ни реализмом. Они росли в кричащих плакатах, деформированных телах, грубой геометрии. Все то, что было таким свежим, шокирующим, вскрывающим суть явлений, стало простым каноном, который легче легкого повторить, сочетая, например, несочетаемое. Дырявые ведра, бочки из-под горючего, пластиковые манекены — все это, конечно эпатирует, но первое впечатление от писсуара Дюшана смогли перебить разве что Мандзони, Дэмьен Херст, да Гюнтер Фон Хагенс.
Новый язык не любит ни прямоты, ни эпатажа, ни грубости. Зато он возвращает искусству его важную составляющую — искусность исполнения. Именно изящество отделки, тщательность в деталях, красота формы, свидетельствующие не только о таланте, глубоком внутреннем содержании, но и о мастерстве художника, становятся тем языком, на котором говорит виртуальная скульптура и который хочет слышать новый зритель.
Так тонко и точно работает Рори Бьёркман. Сейчас Рори создает персонажей и сцены для своего авторского проекта.
Наивно думать, что цифровой скульптор не нуждается в профессиональных навыках. Да, физически и материально, процесс создания виртуальной скульптуры в сотни раз легче и дешевле работы в материале, но в смысле интеллектуальных затрат работа над созданием объемных объектов ничуть не меньше. Возможно, в чем-то этот процесс даже сложнее, потому что нельзя пощупать то, что делаешь руками.
Безусловная красота
Широчайшая социальная база, на которую так или иначе ориентировано цифровое искусство оказывает свое влияние на выбор эстетических решений. Много можно рассуждать о способности художника видеть скрытую красоту, раскрывать прекрасное в заурядном, но есть вещи безусловные, которые нравятся всем, и эстетам, и неискушенным. Есть некие архетипы, которые действуют безошибочно на всех — сверкающее стекло, сияние золота, гладкость зеркальных поверхностей металла, орнамент эпохи Барокко и Ар Нуво — вряд ли найдутся люди, которым это не нравится, даже если они себе сами в этом не признаются.
Это то, что я бы назвала безусловной красотой, вне социальной принадлежности, вне вкусовых предпочтений, что-то, что записано на подкорке.
И в этой области продолжает царствовать непревзойденный Биллелис. Его сияющие, нарядные размышления о бренности всего живого и о вечности, которая нас ждет, очаровывают все новых поклонников.
Натурализм или стремление к достоверности?
Подражать в скульптуре реальной жизни художники пробовали сразу. Не потому что стремились продемонстрировать свое мастерство. Нет, у них была другие задачи. Египтяне стремились создать такую скульптуру, в которую достаточно вдохнуть душу, чтобы тело вновь ожило в том, загробном мире, который и есть Вечность. Древние греки всеми силами создавали идеального человека-бога. Жизнь богов в Греции происходила не где-то там, за облаками. Боги активно вмешивались в человеческие дела, спорили, то и дело появлялись перед смертными, вступали с ними в переговоры, то есть были здесь и сейчас. Но, безусловно, были они совершеннее смертного. Отсюда — совершенные пропорции античных статуй. Но, поскольку воспринимались эти боги вполне материально, статуи раскрашивали, придавая им еще большую (по мнению древних греков) выразительность и реалистичность. Расписывали их в близкие к натуральным цвета, либо покрывали золотом, у всех народов символизирующим бессмертие и присутствие иного мира. Выглядело все это приблизительно так.
В Средневековье принято было раскрашивать церковную скульптуру, особенно деревянную.
В католических соборах Возрождения среди донаторов (дарителей церкви) повальным стало увлечение установкой в храмах собственных изображений. Церковь таким образом благодарила щедрых жертвователей. Постепенно фигуры становились все крупнее и реалистичнее, поднялись в полный рост, а некоторые даже восседали на конях. Для того, чтобы они не загромождали пространство, их стали подвешивать к потолку. Зрелище было — ни одному Хёрсту не повторить. Так что, ничто не ново под Луной.
И сегодня в выставочном пространстве можно увидеть произведения скульпторов, играющих с гиперреализмом. Таков, например, Мартин Хонерт с миром великанов или карликов.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что имея под рукой великолепный набор инструментов, цифровые скульпторы идут дальше формы и детализируют текстуру человеческой кожи, волос, глаз, ткань одежды и прочие детали, которые делают изображение максимально живым. Это очень популярное направление, тем более, что оно востребовано гейм-индустрией и производством кино.
В музее представлен признанный мастер гиперреалистичного портрета. Это Йен Сприггс. Пробует себя в этом жанре и Фарзад Малеки.
Йен ищет новые выразительные приемы для более полной передачи жизни в его удивительно реалистичной скульптуре. Его волнует то, как зрители относятся к «цифровым людям», как он называет своих героев. Создав портрет матери, он сначала выставил его анонимно, чтобы эмоциональная составляющая не мешала чистому восприятию.
В портрете Хейди он пробует новое освещение, которое подчеркивает нежную красоту молодой женщины.
А вот так в портрете друга, Кристофера Николса, выглядят этапы работы до и после.
Цифровая живопись дает скульпторам огромную свободу. Мне кажется, что они еще не вполне это осознали и не до конца используют. Больше всего экспериментируют художники, которые работают на грани сюрреализма, сочетая его с элементами других стилей.
Сюрреалистические образы Грегуара Мейера включают в себя изящество линий Модерна и увлечение блеском Ар Деко.
Мне показалось, что те, кто работает с объемами, легче перенесли апокалиптические события этого года. Может быть, именно потому, что имели дело с пространством, пусть и виртуальным. Ведь именно свободы передвижения в пространстве так остро не хватало нам в эти странные месяцы.
Карантин не сказался на творчестве Огюста Лефу. Может быть, только сделал его еще более внимательным к хрупкости нашего бытия. Художник чутко отреагировал в своих работах на потрясение, которое испытало человечество, осознав эфемерность своего могущества и безопасности.
Рефлексия на происходящее в мире проявляется по-разному. Художник тем и отличается от простых смертных, что чувствует мир собственным телом. Я бы очень пересмотрела клише о некой необыкновенной духовности людей, создающих визуальное искусство. Может быть, люди слова таковы. Но, я убеждена, живописец, график или скульптор ощущают мир телесно, на уровне физического переживания, на уровне мышечного напряжения.
Это очень чувствуется в работах Тамары Зиновьевой. В этом году она много работала в традиционных материалах, используя нетрадиционные авторские методы деструктивной пластичности. А в цифре художница ответила на мучительное состояние спеленутости, насильственного погружения всего мира в состояние младенческого бессилия воздушной конструкцией, похожей на сон, прозрачной и легкой, зовущей внутрь отстраненности бытия.
Продолжение следует.