Энтропия растет. «Бунт» как символ времени.

Чуть ранее музей вел речь об искусстве утешения от PIXAR, о том, как визуальными средствами и средствами нарратива поколение «отцов» пытается сделать уютным и безопасным мир «детей». Так в шторм команда корабля льет за борт масло, чтобы усмирить бушующие волны.

Однако всегда есть люди, которые видят сквозь толщу воды, которые чувствуют зреющую в глубинах бурю. Их мало, их редко слышат, выставочные пространства не очень любят экспонировать их слишком тревожные полотна. Но именно они предупреждают нас о грядущем.

На каких бы выставках я ни была в последнее время, работы каких бы художников я ни смотрела, я неизменно возвращаюсь к «Бунту» Андрея Сурнова. Музей считает эту работу самой сильной картиной 2019, и, возможно, 2020 года.

Сюжет «Бунта» — не игра в будущее с элементами хоррора, как это принято у многих цифровых художников. Это реальная драма, аллегорический ряд которой легко считывается и отсылает нас к хтоническим смыслам древнегреческих трагедий, богоборческих настроений позднего Возрождения и революционному романтизму Жерико и Делакруа.

Теодор Жерико. Плот Медузы. / Théodore Géricault. The Raft of the Medusa.

«Бунт» — это прозрение тех процессов, которые зреют в глубине социума во всех странах мира. Социальная, имущественная, культурная поляризация общества поразила человечество. Трагизм состоит в том, что если продолжать превращать человека в зарегулированный механизм, это приведет к росту энтропии по экспоненте и сильнейшему взрыву.

Эжен Делакруа. Свобода на баррикадах. / Eugène Delacroix. Liberty Leading the People

Мы видим это сегодня на примере внезапного всеобщего карантина, на который ушла планета. Пока все напуганы. Но власть вируса не может длиться вечно. Каким выйдет из заточения общество, которое в период изоляции так активно программируют и переформатируют на принятие атомарности существования, на ощущение, что перед вирусом, как перед Богом, все равны?

Питер Брейгель. Триумф Смерти. Фрагмент. / Pieter Bruegel the Elder . The Triumph of Death.

Общество уже поднимало протест. Франция в очередной раз стала здесь авангардом. Глухое недовольство положением вещей есть в каждой стране. И в этом смысле «Бунт» Андрея Сурнова — предупреждение всем.

Полотно исполнено глубокого трагизма происходящего. В сюжете нет положительных и отрицательных персонажей. И та, и другая стороны повязаны обоюдным насилием. Художник сострадает обнаженному и ослепленному кровью гиганту, который открыт и уязвим для карательных средств системы. Но такое же сочувствие вызывают защитники существующего порядка, столкнувшиеся с неуправляемой, инстинктивно действующей разрушительной силой.

«Кровь за кровь» — это история, которая трагична для всех. Кто бы ни одержал победу, она всегда будет пирровой.

Автор сочувствует всем своим персонажам, но сочувствует по-разному. Стражи порядка, погибающие в схватке с восставшим гигантом, вызывают сочувствие бессмысленностью и безымянностью своей вынужденной жертвы. Их непонимание и ужас, их мгновенное осознание собственного бессилия перед великаном порождают жалость

Другое дело — сам восставший. Это сложный образ, вызывающий в памяти самые противоположные ассоциации. Почти буквальное повторение позы и масштабная мощь изображения отсылают нас к фигуре Христа в «Страшном суде» Микеланджело. Трагическая сцена считывается как время Судного дня, когда грянет возмездие. Но автор, в отличие от своего предшественника, не восхищается пластикой и красотой мускулистого тела, не питает никаких иллюзий по поводу исхода конфликта, не романтизирует своего героя. Он исполнен сочувствия и сострадания. Он понимает, что стихийный, неосознанный протест обречен, что гигант уязвим и беззащитен, слеп и жесток.

В работе есть что-то одновременно от хтонического ужаса «Сатурна, пожирающего своего сына» кисти Гойи и жертвенности его же «Расстрела повстанцев».

Франсиско Гойя. Сатурн, пожирающий своего сына. / Francisco Goya. Saturn Devouring His Son.

Франсиско Гойя. Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1808 года / Francisco Goya. The Third of May 1808.

Натурализм и экспрессия изображения граничат с натурализмом и экспрессией Изенгеймского алтаря, светотеневые решения заставляют вспомнить великих мастеров кьяроскуро.

Микеланджело да Караваджо. Избиение Христа. / Michelangelo da Caravaggio The flagellation of Christ.

Стоит заметить, что рифмы и отсылки к произведениям художников прошлого характерны для творчества Андрея Сурнова. Это не случайные внешние совпадения. Это результат большой насмотренности, серьезных размышлений и глубокого понимания философии искусства.

Художник помещает нас в самую гущу событий, в центр конфликта. Скроемся ли мы за спинами блюстителей порядка? Бросимся ли спасать бунтовщика? Сможет ли мир удержаться на грани? Остановит ли нас сострадание?

Вопросы остаются открытыми, а бунт уже не за горами.